Богослов.ru

Жизнь жительствует

Радио России

Дружеская любовь

«Любой без труда скажет, сколько у него есть овец, но не каждый легко сочтет, сколько у него друзей – настолько они не в цене» – говорил древнегреческий философ Сократ. И по сей день эта насмешка не утратила своей справедливости и остроты. Современный человек имеет широкий круг общения, но едва ли ему знакомо особое чувство дружеской любви. Мы охотно заводим новые знакомства, стремимся окружить себя интересными людьми, но живем среди них с равнодушием евнуха, приставленного следить за порядком в чьем-то чужом гареме.          

Тот, кто признает этот упрек и захочет научиться подлинной дружбе, скорее всего, столкнется с известной трудностью: как ее отличить?

Говоря совсем просто, дружба – это любовь к своим. Если на мысль об иностранке Айседоре Дункан Есенина наводила романтическая любовь, то дружеская ее разновидность вдохновляла поэта иначе:

 

Опять я теплой грустью болен
От овсяного ветерка.
И на известку колоколен
Невольно крестится рука.
О Русь, малиновое поле
И синь, упавшая в реку,
Люблю до радости и боли
Твою озерную тоску.

 

Если романтическая любовь дает дерзновение завоевывать новые, неизвестные горизонты, то дружеская – помогает творчески обживать и осваивать уже имеющиеся, сохраняя «болезнь теплой грусти» к тому, что давно утратило интригу новизны. В дружеской любви есть здоровый консерватизм, постоянство, способное поддерживать сложные формы жизни. Так что, вопреки распространенному мнению, не романтическая, а дружеская любовь является творческой силой культуры. Не мимолетные романтические увлечения, а устойчивая привязанность к друзьям и верность лицейскому братству сделали поэтом Александра Пушкина. Нетрудно заметить, что дружеская любовь доминирует над романтической даже в его браке с Натальей Гончаровой:

 

Когда в объятия мои

Твой стройный стан я заключаю,

И речи нежные любви

Тебе с восторгом расточаю,

Безмолвна, от стесненных рук

Освобождая стан свой гибкой,

Ты отвечаешь, милый друг,

Мне недоверчивой улыбкой;

Прилежно в памяти храня

Измен печальные преданья,

Ты без участья и вниманья

Уныло слушаешь меня...

 

Другом становится человек, который уже творчески освоен тобою и включен в область твоего мира. Но освоение – это труд. А потому секрет дружбы и заключается в совместном труде. В одной из подмосковных электричек еще некоторое время назад можно было заметить супружескую пару пенсионеров, совершавших ежедневный вояж на свой загородный участок. У остальных пассажиров, спешащих к месту работы, они вызывали раздражение: «И чего им дома не сидится в такую-то рань? С виду люди обеспеченные – могли бы спокойно коротать время перед телевизором». Между тем, трогательная забота, которой старики окружали друг друга, не оставляла сомнений: они едут пропалывать огород не ради картошки. Они хотели быть вместе, а не просто находиться рядом. Именно для того, чтобы снова глубоко почувствовать свою подругу по бытию, старичок, в силу немощи неспособный к ритуалам романтической любви, каждый день взваливал тяпку и грабли на свои сгорбленные плечи. Дружеская любовь появляется там, где существует совместный труд или борьба, но было бы напрасно искать ее в праздной атмосфере тусовки.

Дружеская любовь весьма отчетливо делит мир на своих и чужих, подразумевая милость в отношении к первым и справедливость – ко вторым. Кого-то это может сильно смутить. Так существует анекдот о Сталине, которому немецкое командование предложило обменять его плененного сына на захваченного под Сталинградом фельдмаршала Паулюса. В ответ на это генералиссимус сказал: «Я солдата на генерала не меняю». Сегодня его позицию с назиданием противопоставляют распространенной в постсоветской России порочной практике семейного протекционизма, местничества и кумовства. Однако подобное сравнение говорит отнюдь не в пользу Иосифа Виссарионовича.

Христианство утверждает себя как мировая религия: «Во Христе нет ни эллина, ни иудея». Но на просьбу нееврейки из «эллинского рассеяния» исцелить ее бесноватую дочь Спаситель ответил отказом: «Я послан к погибшим овцам израилевым», «не подобает отнимать хлеб у детей и бросать псам». Женщина настаивала: «Ведь и псы подбирают крохи, упавшие со стола у детей». В конечном итоге ее бесноватая дочь была все же исцелена.

Стоит задуматься: почему Христос, для Которого нет ничего трудного или невозможного, первоначально отказал язычнице в ее просьбе? Дело в том, что любить дальнего, то есть абстракцию, лишенную острых углов, психологически проще, чем любить ближнего. «Индийские йоги, угнетаемые английским империализмом» могут вызвать большее сочувствие, чем собственные немощные родители. Возможно, чтобы предупредить человека о возможной ошибке, грозящей обессмыслить любовь, и включается этот эпизод в Евангелия.

Дружеская любовь к своим, разделяющая окружающих на «близких и дальних», является непременным условием всякой любви вообще. Если некто приходит ко мне с богатыми подарками и называет меня братом при том, что я знаю этого человека как не радеющего о собственной семье и состоящего в ссоре со своим родным братом, то у меня появляются вполне обоснованные подозрения насчет его искренности. Наша любовь к чужим при почти полном равнодушии к судьбе своих, в лучшем случае, вызывает непонимание.

«Слышащие Слово Божие и творящие его есть Мне и матерь, и братья» – говорит Спаситель. Но эти слова не отрицают значимости кровного родства. Уже на кресте последней заботой Христа была судьба Матери. Он поручает Ее любимому ученику Иоанну. Не позаботься Спаситель о Своей Матери, Его жертва ради всего человечества могла бы вызвать недоумение.

Не умея любить своих, опасно претендовать на большее. Так, один известный эстрадный певец, приглашенный на чествование чеченского лидера, от восторга воскликнул: «Я чувствую себя чеченцем!» Эта неловкость приводит на ум эпизод из античной истории: некий чужеземец похвастался спартанскому царю: «Меня все называют другом Спарты!» Он ждал похвалы. Но царь ответил: «Лучше бы тебя называли другом твоей Родины».