Промозглой мартовской ночью 1801 года совершился дворцовый переворот, взведший Александра Павловича на трон Российской империи. Эту страшную ночь убийства своего отца Александр помнил всю жизнь: «Вой ветра, треск камина, монотонный стук часов… И вдруг, крики, торопливые шаги и стук в дверь, сообщение о смерти батюшки… Все закружилось и казалось, что я вот-вот упаду…» В сознание его вернули резкие слова графа: «Довольно быть мальчишкой!.. Извольте царствовать!» События той ночи нанесли Александру душевную рану, от которой он никогда не оправился. Он чувствовал себя виновным в том, что уклонился от активной роли в задуманном перевороте, ведь более решительное его поведение могло бы спасти отца.

Когда Александр был объявлен императором, ему исполнилось только двадцать четыре года. Он был воспитан так, как и другие люди его поколения, принадлежавшие к верхам русского общества — на французской литературе, науке, искусстве. В этом блестящем западноевропейском образовании отсутствовало одно — русская специфика, понимание православной веры и главной исторической сущности своего царства.

Необходимость лавировать между ненавидящими друг друга отцом и бабкой, приучила Александра «жить на два ума, держать две парадные физиономии». Став сам императором, он словно искал верный путь, сомневался, делал шаг то в одну, то в другую сторону и вновь отступал, боясь зайти не туда. Пушкин, будучи на Кавказе увидел однажды мраморный бюст императора, у которого брови были нахмурены, а на губах улыбка. Это дало повод поэту написать его известную эпиграмму:

Напрасно видят тут ошибку:

Рука искусства навела

На мрамор этих уст улыбку

И гнев на хладный лоск чела.

Недаром лик сей двуязычен;

Таков и был сей властелин:

К противочувствиям привычен,

В лице и в жизни арлекин.

И в то же время в решительные минуты истории он умел быть честным и благородным, отвечать за свои сомнения и не присваивать себе чужой славы. Так, после поражения под Аустерлицем царь основную тяжесть вины взял на себя. Он не стал винить в поражении Кутузова, хотя именно тот руководил боевыми действиями. Позже Александр так оценивал эти события: «Я был молод и неопытен. Кутузов говорил мне, что нам надо было действовать иначе, но ему следовало быть в своих мнениях настойчивее». Через несколько лет, во время Отечественной войны, когда французские войска оставили Москву и успех дальнейших действий был предрешен, все тот же Кутузов пригласил государя возглавить армию. Но у Александра I хватило благородства удержаться от соблазна. Он ответил отказом, сославшись на то, что не желает пожинать лавры, не им заслуженные.

Александр Павлович не мог до конца разобраться в себе до тех пор, пока не изменился его духовный мир. В этом ему помогла Отечественная война 1812 года. Нашествие Наполеона встряхнуло и все светское общество, в котором на смену вольнодумству и материализму пришла религиозность. Будучи равнодушным к религии, Александр впервые в 1812 году прочитал Евангелие и был поражен необычайностью этой книги. Впоследствии император говорил: «Я пожирал Библию, находя, что ее слова вливают новый, никогда не испытанный мир в мое сердце и удовлетворяют жажду моей души. Господь по своей благости даровал мне своим духом разуметь то, что я читал». Его трепетное отношение к Священному Писанию хорошо иллюстрирует один случай. Однажды накануне Рождества государь проезжал мимо почтовой станции. Зайдя в помещение, он увидел развернутую Библию. «Читаешь ли ее?» — спросил Александр у станционного смотрителя. «А как же! Каждый вечер, Ваше Величество!» — бойко ответил тот. Удовлетворившись ответом, царь выслал смотрителя из избы, вынул из бумажника пять сотенных ассигнаций, по тем временам деньги немалые, положил их между страницами и уехал. Через месяц на обратном пути государь опять заехал на эту станцию. Войдя в избу, увидел Священное Писание, открытое на том же месте и спросил у смотрителя: «Читал ли книгу после нашего расставания?». «Конечно, Ваше Величество!» — заверил смотритель. Александр перелистал страницы. Ассигнации лежали на прежнем месте. «Ищите прежде Царства Божия, а все остальное приложится вам», — укорил император остолбеневшего лицемера. И приказал деньги из книги раздать беднякам.

Читая Библию, Александр все более убеждался в своей духовной слабости и нищете: «Нет никакого благочестивейшего и самодержавнейшего монарха, а есть лишь несчастный, слабый, самолюбивый, замученный совестью, запутавшийся в ужасных противоречиях человек». Ему, не желавшему престола в юности, довелось ощутить себя европейским освободителем, одним из могущественнейших правителей Европы, но в то же время он хотел и не смог освободить от крепостных уз Россию, да и сам не освободился от тяготившей его власти. Все чаще Александр искал в религии и поддержку, и утешение. Его захватила бесхитростная проповедь смирения и простоты, присущая православию. Он много времени проводил в общении с монахами. Перед последним своим путешествием в Таганрог он долго молился у раки своего небесного покровителя святого Александра Невского.

Многие петербуржцы вспоминали императора, приехавшего посмотреть на последствия страшного наводнения 1825 года. Он вышел из экипажа. Страшная картина гибели и разрушения открылась ему. Молча постоял в толпе. Слезы катились из его глаз. Кто-то сказал, глядя на государя: «За грехи наши Бог нас карает». «Нет, за мои!» — ответил император и сел в карету.