В России в XIX веке одной из самых знаменитых обителей была Оптина пустынь. Она снискала себе славу благодаря опытным монахам-духовникам, или, как их еще называли, старцам, жившим в ней. Однако еще в конце XVIII столетия при императрице Екатерине монастырь был в полном запустении. В нем оставалось лишь три престарелых инока, которые едва могли прокормить сами себя.

Своему возрождению прославленная обитель обязана митрополиту Московскому и Калужскому Платону (Левшину). Объезжая свою епархию, он был пленен красотой тех мест, где стоял монастырь, и решил восстановить древнюю обитель. Для того чтобы найти достойного настоятеля, способного возродить в монастыре не только хозяйство, но и монашескую жизнь, митрополит Платон приехал к опытному духовнику одного из подмосковных монастырей. Гуляя со старцем по монастырскому саду, митрополит рассказывал ему и об Оптиной пустыни, которая по преданию была основана в XIV веке раскаявшимся разбойником Оптой, и о красоте тех мест, где расположен монастырь. «Укажи мне, — обратился к духовнику владыка Платон, — кто из твоей братии строг жизнью монашеской, благочестив и образован, и был бы способен возродить…» Вдруг старец, перебивая митрополита, закричал монаху, копающему в глубине сада грядки: «Авра-а-амий, Авраамий, иди-ка сюда». А затем, обратясь к удивленному митрополиту, сказал: «Вот тебе настоятель — огородник Авраамий. И духовно мудр, и по хозяйству деятелен. Лучшего и не сыщешь». Сам митрополит Платон, признавался позднее, что не без сомнений назначал его игуменом Оптиной пустыни, но выбор старца оказался верным.

К концу жизни игумена Авраамия были построены новая каменная колокольня со святыми вратами, две церкви и два братских корпуса, а братии увеличилось от трех до 30-ти человек. Сердечная простота игумена, соединенная с духовной мудростью, внушала к нему невольное уважение как монастырской братии, так и всех окрестных жителей. «Первые годы было очень тяжело, — вспоминал позже Авраамий, — монастырь тогда находился в крайней нищете. Не было даже полотенца, чтобы вытереть руки… Я тогда только плакал да молился, молился да плакал…» Но, не смотря на такую нищету, игумен Авраамий был милостив и сострадателен к неимущим.

Таким же бессребреником был и последующий настоятель — игумен Моисей. Он всегда помогал бедым, особенно в неурожайные годы, несмотря на ропот некоторых из монастырской братии. «Я богат лишь нищетой», — часто говаривал он бережливым инокам. И в тоже время по своему характеру Моисей был неутомимым строителем, деятельным и ответственным. Однажды он нанял рабочих для реставрации братского корпуса. Уже в середине строительного сезона работы были завершены. Моисею было жаль отпускать рабочих, так хорошо и быстро выполнивших заказ. Он задумал начать строительство новой колокольни, но денег было только на закладку фундамента. Не зная как поступить, Моисей обратился с горячей молитвой к Богу. Но осознавая свое недостоинство, просил через первого встречного открыть ему Свою волю. Вот как сам Моисей описывает этот случай: «После молитвы, я вскочил и выбежал за ворота монастыря, в одном подряснике… Мимо обители по дороге в поле шла доярка с маленькой дочкой на руках. Я бросился к ним и спросил у трехлетней девочки строить мне колокольню или нет. Девчушка, схватив мою растрепанную бороду, радостно прошепелявила: “Штрой! Штрой!”, а испуганная мать, прижимая к себе дитя, отшатнулась от меня, как от сумасшедшего. В тот же день я начал стройку, а еще через неделю богатый купец, проезжавший мимо обители, оплатил все расходы по начатому строительству».

Особая же заслуга игумена Моисея заключалась в том, что он способствовал установлению в монастырском скиту традиции старческого духовничества. Само явление старчества, хорошо известное и широко распространенное среди древних подвижников, к этому времени было уже почти забыто. Именно благодаря Моисею в обители поселяются два опытных подвижника, два духовных старца — преподобные Леонид и Макарий, воспитавшие целую плеяду знаменитых оптинских духовников.