В мае 1922 года в Русской Православной Церкви вспыхнул раскол, который был спровоцирован большевистским правительством. Этот раскол был необходим новой власти для решения задач антицерковной политики и атеистической пропаганды. В результате Русская Церковь была разделена на Патриаршую во главе со святителем Тихоном и обновленческую. В течение пяти лет вплоть до 1927 года обновленчество было единственной официально признаваемой советским руководством церковной организацией. Более того, обновленцы добились признания других Поместных Православных Церквей, но в то же время они выступали против законного патриарха Тихона.

Само движение за «обновление» Российской Церкви возникло весной 1917 года. Одним из организаторов и идеологов этого движения был священник Александр Введенский. В дальнейшем он возглавит обновленческую церковь в сане митрополита и станет ее бессменным лидером на все время существования раскола. По воспоминаниям современников, это был «яркий, умный, несколько эксцентричный человек. В нем было многое от судейского оратора и опереточного актера. Он умел быть обаятельным и располагать к себе людей, имел шесть дипломов о высшем образовании, цитировал на память... на разных языках целые страницы… Но в то же время был крайне честолюбивым человеком…».

Движение за обновление не получило поддержки на Поместном соборе 1917–1918 годов. Оказавшись в меньшинстве, Александр Введенский записал в своем дневнике: «После избрания Патриарха в Церкви можно оставаться лишь для того, чтобы уничтожить патриаршество изнутри». Однако среди и обновленцев не было единства. Их движение оказалось соединением очень разных течений. Все они были объединены лишь борьбой с «тихоновской» Церковью.

С приходом к власти большевиков и началом гражданской войны обновленцы активизировались. Появилось множество мелких, церковно-реформаторских групп. У каждой из них была своя программа церковных преобразований, рассчитанная на радикальное обновление Русской Православной Церкви. Все они выступали за тесное сотрудничество с советским государством в борьбе с патриархом Тихоном, в остальном же их голоса варьировались от требований изменения богослужебного чина до призывов к слиянию всех религий.

Философ Николай Бердяев, вызванный в 1922 году на Лубянку, вспоминал: «Я был поражен, что коридор и приемная ГПУ были полны духовенством. Это все были обновленцы. К ним я относился отрицательно, даже брезгливо, так как они начали свое дело с доносов на Патриарха и патриаршую Церковь. Так не делается реформация».

Александр Введенский потребовал от арестованного патриарха Тихона, чтобы тот оставил престол и отказался от власти. Но святитель отказался. Тогда депутация обновленцев достигла соглашения с советским правительством, которое официально объявило об учреждении нового «Высшего Церковного Управления», состоящего полностью из раскольников. Большевики, чтобы облегчить «новому церковному правительству» овладеть властью, поместили патриарха в строгую изоляцию. И уже к концу 1922 года обновленцы смогли занять две трети из 30 тысяч действовавших в то время храмов. Причем захват обновленцами церковной власти на местах сопровождался массовыми арестами духовенства и административными ссылками.

Один из архиереев с горечью писал святителю Тихону: «С целью захвата власти обновленцы с помощью местных органов власти удалили с кафедр без суда и указания причин многих епископов и заменили их единомышленными себе». Сам же патриарх Тихон жаловался в письме сербскому патриарху: «Во время невольного удаления нашего от церковных дел восстали некоторые мятежные пресвитеры и недостойные епископы». Обновленцам удалось не без помощи светских властей убедить Константинопольского патриарха в законности их власти. Вселенский патриарх написал патриарху Тихону воззвание, в котором просил его удалиться от управления Церковью и упразднить патриаршество, «как родившееся в ненормальных обстоятельствах... и бывшее значительным препятствием к восстановлению мира и единения». Не без колебаний и давления со стороны Константинополя временно признали обновленчество и другие восточные патриархи.

Однако большинство верующих в России не приняли их религиозно-церковного реформаторства, усмотрев в нем «порчу православия», отказ от «веры отцов и дедов». Вот мнение самого обновленческого епископа о нравственном разложении раскольников: «Не осталось уже ни одного пьяницы, ни одного пошляка, который не пролез бы в церковное управление и не покрыл бы себя титулом или митрой. Вся Сибирь покрылась сетью архиепископов, наскочивших на архиерейские кафедры прямо из пьяных дьячков… Население же за ничтожным меньшинством стояло и стоит за целостность православной патриаршей Церкви».

С кончиной Патриарха у обновленцев возросли надежды на победу над православием. Однако первое же послание Местоблюстителя патриаршего престола требовало категорического отказа от мира с раскольниками на их условиях. Стало ясно, что обновленчество обречено. Положение их было незавидным: пустые церкви, нищие священники, окруженные ненавистью народа. Число верных им храмов и духовенства катастрофически сокращалось. Современный историк, оценивая обновленческое движение, пишет: «Обновленчество в целом оказалось ошибочным. Исходя из стремления к реформам, преобразователи пытались революционизировать Церковь, перешагнув при этом через основные для православия вероучительные и богослужебные принципы, утратив контакт с верующими».