«Я против молитвы, потому что это в основном бизнес. Этоподкуп Бога. Это надежда на то, что вы можете подкрепить его эго: "Тывеликий, ты сострадательный, ты можешь сделать все, что захочешь". И всеэто говорится потому, что вам что-то нужно. За всем этим лежит обоснование -иначе бы вы не молились. Ваши молитвы написаны кем-то другим, возможно, тысячилет назад. Они не являются частью вашего существа; они не возникли в вас. Онине несут никакой вашей любви. Я против молитвы, я за медитацию».
Эти несколько слов, взятые из одного интернет-форума, вполнеотражают настроение части общества. Хотя ответ лежит на поверхности, не будемторопиться. Ведь есть и другой популярный взгляд на молитву, точно подмеченный мастерами шоу-бизнеса: «Тёплой ночью настежь окна отворю и помолюсь - загорятсяярче звёзды, и исчезнет грусть». (А.Пугачева) Как это ни покажется странным, оба взгляда одинаково далеки от истины.
Митр. Антоний (Блюм) однажды сказал в проповеди: «...Если нашБог не какой-то "потусторонний" Бог, до Которого не докричишься, аЖивой, близкий Бог, почему с Ним не говорить с такой же простотой и прямотой, скакой ты бы говорил с самым близким человеком? Мне кажется, прежде чем дойти домомента, когда можно ни о чем не просить, а просто радоваться о Боге, надопройти через период, когда у тебя хватит веры Ему сказать: "Ты можешьпомочь - так помоги, потому что то, к чему я стремлюсь, укладывается в пределыТвоих путей и Твоего закона". Бога, Которого ты презираешь, ты ни о чемпросить не будешь. И вот между Богом, Которого человек уважает, и человеком, ккоторому Бог относится можно сказать, как к равному, могут установитьсяотношения не попрошайничества, не раболепства, а основанные на общении, котороемы называем молитвой. И однажды приходит момент, когда ты настолько знаешьБога, настолько в Нем уверился, что можешь сказать: я не буду ни о чем просить,потому что я просто готов доверчиво отдать себя в Его руки и делать Его дело -а за остальным Он может Сам посмотреть. Буду просить силы, мужества, будупросить разума. И может быть, даже и этого не просить, а просто жить вуверенности, что Бог даст, и только общаться с Ним на той глубине, котораяназывается действительно общением».
Возвращаясь к себе после такой молитвы, человек чувствуетсебя так, словно он удостоился посетить свою исконную священную родину; даже если она продолжалась всего минуту,у человека остается в сердце некий неугасающий, сияющий угль. «От настоящей молитвыостается в душе тихое, тайное, бессловесное молитвенное состояние, подобноенемеркнущему, спокойному, но властному свету. Оно непрестанно излучается изглубины сердца, проникая, пропитывая всю душу. Это как бы тихое дуновениеБожие, идущее из лучшего мира. Это есть как бы незакрывающаяся дверь в алтарь,к священному месту Божьего присутствия. И отсюда у человека возникает этодивное чувство, будто Потустороннее стало посюсторонним для его сердца и совести».
Придти к такой молитве не так трудно, как может показаться. «Жизньсама по себе есть как бы школа молитвы,- пишет И.Ильин. - И даже тот, кто совсем никогда не молился, может бытьприведен к молитве самою жизнью. Может настать время величайшей беды, когда егозахваченное врасплох и потрясенное сердце вдруг начнет молиться из своейпоследней глубины - в такой скорбной беспомощности, такими вздохами отчаяния,такими вдохновенными призывами, о коих он дотоле и не помышлял. Тогда онпочувствует как бы землетрясение во всем своем естестве, и неведомое пламяохватит его душу. Может быть даже так, что человек при этом сам не будет знать,к Кому он взывает, и уже совсем небудет представлять себе, откуда и какое может прийти спасение. Он взывает кКому-то, Кто все может, даже иневозможное; он молит этого Неизвестного о помощи, которая уже не вчеловеческих силах, - молит в твердой уверенности, что есть на свете истинная Благость и она внемлет ему».
Каждый раз, как человек сосредоточенно и искренне обращаетсяк Совершенству - он приближается к молитве. Ломоносов и Державин, Пушкин,Лермонтов, Тютчев - разве не молятся почти в каждом своем стихотворении? «"Поэзияесть религии небесной - сестра земная", сказал Жуковский... Но знали это ирусские зодчие, строившие храмы, каждый из которых - новая, особая молитвабудущим векам; знали и русские живописцы, умевшие молиться каждым своимпейзажем, и музыканты, изливавшие в своих сонатах и симфониях свое молящеесясердце... Человеку вообще дана возможность молиться - каждым дыханием своим,зрением и слухом, молчанием и пением, стоном и вздохом, деланием и неделанием,творческим искусством и исследующим умом, приговором судьи и храбростью воина,на пашне и в лесу, в саду и на пасеке, столпничеством и паломничеством,воспитанием детей и хозяйственным трудом, на троне и в темнице... - каждой слезой,каждым деянием и всем терпением своим...»
Но это лишь преддверие, прелюдия молитвы. Иисус Христоснаучил Своих учеников молитве «Отче наш», но не «Отче мой». И это - ключевоймомент в христианском понимании молитвы как молитвы Евхаристической, соборно совершаемой, молитвы,которая уже в значительной степени освобождена от эгоистических интересовкаждого верующего и является предстоянием каждого в единении со всеми передХристом. Такая молитва - уже не «выпрашивание» чего-то у Всесильного Бога, но«общее дело» - литургия - вновь ивновь совершаемое в Храме таинство веры, надежды и любви.
Эти несколько слов, взятые из одного интернет-форума, вполнеотражают настроение части общества. Хотя ответ лежит на поверхности, не будемторопиться. Ведь есть и другой популярный взгляд на молитву, точно подмеченный мастерами шоу-бизнеса: «Тёплой ночью настежь окна отворю и помолюсь - загорятсяярче звёзды, и исчезнет грусть». (А.Пугачева) Как это ни покажется странным, оба взгляда одинаково далеки от истины.
Митр. Антоний (Блюм) однажды сказал в проповеди: «...Если нашБог не какой-то "потусторонний" Бог, до Которого не докричишься, аЖивой, близкий Бог, почему с Ним не говорить с такой же простотой и прямотой, скакой ты бы говорил с самым близким человеком? Мне кажется, прежде чем дойти домомента, когда можно ни о чем не просить, а просто радоваться о Боге, надопройти через период, когда у тебя хватит веры Ему сказать: "Ты можешьпомочь - так помоги, потому что то, к чему я стремлюсь, укладывается в пределыТвоих путей и Твоего закона". Бога, Которого ты презираешь, ты ни о чемпросить не будешь. И вот между Богом, Которого человек уважает, и человеком, ккоторому Бог относится можно сказать, как к равному, могут установитьсяотношения не попрошайничества, не раболепства, а основанные на общении, котороемы называем молитвой. И однажды приходит момент, когда ты настолько знаешьБога, настолько в Нем уверился, что можешь сказать: я не буду ни о чем просить,потому что я просто готов доверчиво отдать себя в Его руки и делать Его дело -а за остальным Он может Сам посмотреть. Буду просить силы, мужества, будупросить разума. И может быть, даже и этого не просить, а просто жить вуверенности, что Бог даст, и только общаться с Ним на той глубине, котораяназывается действительно общением».
Возвращаясь к себе после такой молитвы, человек чувствуетсебя так, словно он удостоился посетить свою исконную священную родину; даже если она продолжалась всего минуту,у человека остается в сердце некий неугасающий, сияющий угль. «От настоящей молитвыостается в душе тихое, тайное, бессловесное молитвенное состояние, подобноенемеркнущему, спокойному, но властному свету. Оно непрестанно излучается изглубины сердца, проникая, пропитывая всю душу. Это как бы тихое дуновениеБожие, идущее из лучшего мира. Это есть как бы незакрывающаяся дверь в алтарь,к священному месту Божьего присутствия. И отсюда у человека возникает этодивное чувство, будто Потустороннее стало посюсторонним для его сердца и совести».
Придти к такой молитве не так трудно, как может показаться. «Жизньсама по себе есть как бы школа молитвы,- пишет И.Ильин. - И даже тот, кто совсем никогда не молился, может бытьприведен к молитве самою жизнью. Может настать время величайшей беды, когда егозахваченное врасплох и потрясенное сердце вдруг начнет молиться из своейпоследней глубины - в такой скорбной беспомощности, такими вздохами отчаяния,такими вдохновенными призывами, о коих он дотоле и не помышлял. Тогда онпочувствует как бы землетрясение во всем своем естестве, и неведомое пламяохватит его душу. Может быть даже так, что человек при этом сам не будет знать,к Кому он взывает, и уже совсем небудет представлять себе, откуда и какое может прийти спасение. Он взывает кКому-то, Кто все может, даже иневозможное; он молит этого Неизвестного о помощи, которая уже не вчеловеческих силах, - молит в твердой уверенности, что есть на свете истинная Благость и она внемлет ему».
Каждый раз, как человек сосредоточенно и искренне обращаетсяк Совершенству - он приближается к молитве. Ломоносов и Державин, Пушкин,Лермонтов, Тютчев - разве не молятся почти в каждом своем стихотворении? «"Поэзияесть религии небесной - сестра земная", сказал Жуковский... Но знали это ирусские зодчие, строившие храмы, каждый из которых - новая, особая молитвабудущим векам; знали и русские живописцы, умевшие молиться каждым своимпейзажем, и музыканты, изливавшие в своих сонатах и симфониях свое молящеесясердце... Человеку вообще дана возможность молиться - каждым дыханием своим,зрением и слухом, молчанием и пением, стоном и вздохом, деланием и неделанием,творческим искусством и исследующим умом, приговором судьи и храбростью воина,на пашне и в лесу, в саду и на пасеке, столпничеством и паломничеством,воспитанием детей и хозяйственным трудом, на троне и в темнице... - каждой слезой,каждым деянием и всем терпением своим...»
Но это лишь преддверие, прелюдия молитвы. Иисус Христоснаучил Своих учеников молитве «Отче наш», но не «Отче мой». И это - ключевоймомент в христианском понимании молитвы как молитвы Евхаристической, соборно совершаемой, молитвы,которая уже в значительной степени освобождена от эгоистических интересовкаждого верующего и является предстоянием каждого в единении со всеми передХристом. Такая молитва - уже не «выпрашивание» чего-то у Всесильного Бога, но«общее дело» - литургия - вновь ивновь совершаемое в Храме таинство веры, надежды и любви.