Василина Орлова в романе «Стать женщиной не позднее понедельника» описывает метания девушки, которая принимает нервную суету современной жизни за ее пульс, переживает что-то вроде раскаяния пассажира, отставшего от поезда, и потому торопится любой ценой познать брачные тайны. Эту историю можно считать фотографическим документом, фиксирующим то, что обычно называют духом времени. Действительно, современная культура не дает подрастающей девушке ясной идеи, способной достойно противостоять граду насмешливых вопросов, призванных оболгать добродетель девства: «Для кого ты себя бережешь?», «Ты хочешь быть женщиной или синим чулком?» Чувствуя себя уязвленной в самой сути своего бытия, девушка начинает ломать естественную стыдливость и расписание занятий в школьном дневнике дополняет установкой: стать женщиной не позднее понедельника. Возможно, все дело в плохих учителях литературы, ведь уже в самой школьной программе упоминается, как минимум, одно произведение Достоевского, которое могло бы дать надежную защиту от подобных провокаций. В романе «Идиот» роковая красавица Петербурга Настасья Филипповна не на шутку влюбляется в князя Льва Николаевича Мышкина. Это один из самых ярких и красивых героев Достоевского: даже идейные враги и любовные соперники испытывают к нему обезоруживающую симпатию. Помимо прочего, князь оказывается наследником миллионного состояния и делает Настасье Филипповне предложение. Казалось бы, минута нечаянной радости открывает женщине перспективу заветного жизненного счастья. Но сцена оканчивается страшным скандалом. «Именно в эту минуту, – говорит Достоевский устами одного из своих героев, – Настасья Филипповна помешалась». Она отказывается от предложения любимого человека и связывает свою судьбу с ревнивым купцом Парфеном Рогожиным, мрачным фанатиком, который, в конце концов, и убьет ее. Причины помешательства и самоубийственного шага невесты не понятны никому, не исключая и князя Мышкина: «Кто же добровольно идет в воду или под нож?» Его недоумение позже рассеивает сам Рогожин: «Ей не под силу у тебя стало, князь, потому и ко мне убежала... Да не было б меня, она давно бы уж в воду кинулась. Потому и идет за меня, что я ей, может, похуже воды, потому что наверное за мною нож ожидает». «Я известно какая, – говорит о себе Настасья Филипповна. – Я у Тоцкого в наложницах жила. И ты, князь, хочешь меня такую за себя взять?» Любой женщине знакомо особого рода смущение, возникающее при встрече с красивым и блистательным незнакомцем, если сама она не наряжена и не приукрашена. Для того, чтобы понять Настасью Филипповну, нужно умножить это ощущение в десятки раз. Нужно учесть и то обстоятельство, что принарядиться и приукраситься ей уже невозможно: ее брачные одежды давно украдены сластолюбивым Тоцким. Забыть любовь невозможно. Разделить бытие с любимым человеком во всей полноте «не под силу». Должно быть, это и есть вечная адская мука, от которой остается разве что «под нож или в воду», повторяя иссохшими губами фразу Вальсингама из трагедии «Пир во время чумы»: «Где я? Святое чадо света! Тебя я вижу там, куда мой падший дух уже не досягнет». Тот, кто уяснил суть психологической проблемы Настасьи Филипповны, не может не поразиться той ясности и легкости, с которой Богоматерь отвечала архангелу Гавриилу: «Я раба Господня. Да будет мне по слову твоему». А ведь ей было объявлено, что не просто некий святой человек, но сам Предвечный Бог разделит с ней бытие в качестве ее Сына. Так что следует признать правоту Церкви, почитающей Марию как «Честнейшую херувим и Славнейшую без сравнения серафим». И можно понять благоговейный страх перед нею апостолов, ведь даже первый из них – Симон Петр – на призыв Христа смущенно ответил: «Отойди от меня, Господи, ибо я человек грешный». Книга Бытия, рассказывая о жизни первых людей в раю, упоминает о том, что они были наги и не стыдились. Лишь в результате грехопадения стыд наготы побудил их сделать себе одеяния из листьев и скрыться от Бога за деревьями рая. Расколотая грехом душа человека, наподобие треснувшей линзы объектива, стала давать странную картинку: мир разделился на чистое и нечистое. Именно так представляли мироздание гностики: все материальное связывалось в их ощущении с греховным и скверным; все духовное – с чистым и святым. Отцы Церкви опознали здесь ересь – слишком очевидны были причины подобного нарушения духовной оптики. Чистому – все чисто и лишь нецеломудрие мыслей побуждает человека испытывать скопческое отвращение или стыд перед брачными отношениями. Всякий человек, утративший целомудрие, то есть целостность души, в той или иной степени сочувствует гностицизму. Либо мы видим в женщине, по слову Марины Цветаевой, «всего лишь животное, кем-то раненое в живот» и упиваемся механическим блудом, либо глядим на нее с застенчивостью Александра Блока, бубнящего про какую-то незнакомку, с которой даже мысленно невозможно познакомиться. Для обозначения двух граней нецеломудрия Пушкин предлагал ввести в русский язык заимствованное из французского слово «прюдство», антиномичное «кокетству». «Слово это, – писал он, – означает женщину, чрезмерно щекотливую в своих понятиях о женской чести – недотрогу. Таковое свойство предполагает нечистоту воображения, отвратительную в женщине, особенно молодой. Пожилой женщине позволяется многое знать и многого опасаться, но невинность есть лучшее украшение молодости. Во всяком случае, прюдство или смешно, или несносно». Предложенный поэтом термин так и не прижился, но его место занял другой – «синий чулок». Как видно, отнюдь не девство порождает подобный тип женщин. У этого явления прямо обратные причины. «Я никогда не целуюсь с парнем, который мне по-настоящему нравится» – признается героиня популярного молодежного сериала. И в ней нельзя не заметить гностической болезни Настасьи Филипповны, которая любит, но не может разделить с любимым бытие во всей его полноте.