Тот, кто читал Евангелие, не мог не обратить внимание на конфликт, напряженность которого нарастает с каждой страницей. С одной стороны - Христос, как сказали бы сегодня, «недипломированный» Учитель, с другой - профессионалы, «академики и профессора» своего дела - книжники и фарисеи. Разве не это столкновение книжной мудрости законников и шокирующей простоты Христова благовестия приводит Его к Голгофе и позорной смерти? Но как могло случиться, что хранители Божественной Мудрости Священных книг так решительно восстали против Того, Кем и были вдохновлены Писания?
Пергаменты не утоляют жажды.
Ключ мудрости не на страницах книг.
Кто к тайнам жизни рвется мыслью каждой,
В своей душе находит их родник[1].
Можно сказать с полной уверенностью, что нет другого понятия, столь безоговорочно одобряемого всеми, как мудрость. Мудрым хочет быть каждый. И пути давно известны наперечет. Больше слушать, чем говорить; общаться с умудренными житейским опытом, и, конечно же, читать, и не только читать, но и чтить тех мудрецов, чьи имена вписаны в историю. Казалось бы, не так уж и сложно выучиться мудрости. Только почему-то мудрость выбирает себе не всякого.
Божественное Откровение говорит о Мудрости с большой буквы как одном из даров Святого Духа - мудрости, которая рождается не из умения или житейской ушлости, которая приходит не из книг, а нисходит свыше, от Бога. Она открывает перед взором ума жизнь так, как она есть на самом деле - без прикрас и льстивного обмана, но и без ненужного, и опять-таки ложного трагизма.
«Начало мудрости - страх Господень» - так говорится в Притчах поистине мудрейшего Царя Соломона (Прит. 1.7). И эти слова тысячи раз были подтверждены опытом подвижников благочестия и святых. Чего иного, как не духовной, небесной мудрости искали в Оптиной пУстыне такие умы, как Достоевский, Толстой, Гоголь, Леонтьев, стремившиеся попасть к старцам-простецам? Казалось бы, что было спрашивать тем, кому рукоплескал весь свет, чьё любое слово отзывалось в тысячах сердец благодарных читателей? Но гениальность писателя безошибочно чувствовала, что именно здесь, под поверхностью немудреного монашеского бытия, скрываются настоящие источники жизни, проникновения в самую сердцевину, в самую сущность бытия столь пёстрого и разноликого мира. Здесь и одной фразы, случайно слетевшей с уст старца, бывало достаточно, чтобы перед взором художника родился замысел книги.
Мудрость земная - и мудрость небесная. Неужели они так и находятся вдали друг от друга, неужели тот, кто устремлен к вечности, обречен быть неудачником, неумехой и даже недоумком в делах мира сего? А другой, этот баловень судьбы, чей ум с легкостью решает любую задачку, которую ставит перед ним столь быстро меняющийся мир? Трудно поверить, что христианство только по этой причине готово захлопнуть перед его носом врата Царства Небесного! Но такой взгляд глубоко чужд Евангелию. «Будь по душе твоей готов в любой миг предстать перед Судом Христовым - но дела устраивай так, если бы собирался прожить на земле еще тысячу лет» - вот правило, которое нам оставили святые! И здесь нет ни грубого прагматизма, ни безразличного к жизни идеализма. В этом и заключалась мудрость духовного опыта: жить ответственно, вдумчиво, внимательно ко всему, что происходит - только бы взор души был постоянно обращен к Богу!
Соблазн древнего змия, неспроста прозванного в книге Бытия «мудрейшим», всегда находится рядом. Мы сталкиваемся с ним, когда открываются безбрежные перспективы развития наук. Он маячит перед нами, когда упоенные своими знаниями и могуществом мы уже готовы поверить, что нет Бога, кроме человека. И тот же древний шёпот слышится в словах фарисеев, влюбленных в букву ветхозаветного закона. Но словно искренний, детский крик радости звучат апостольские слова: «Проповедь о Распятом - глупость для тех, кто идет путем погибели, а для нас - сила Божья. Где мудрец? Где знаток? Разве Бог не явил всю глупость мудрости этого мира? А мы проповедуем Христа распятого, для Иудеев соблазн, а для язычников безумие; для тех же, кто призван, Христа, Божию силу и Божию премудрость. Потому что немудрое Божие премудрее человеков, и немощное Божие сильнее человеков!» (1Кор. 1.17)
С улыбкою бесстрастия
Ты жизнь благослови:
Не нужно нам для счастия
Ни славы, ни любви,
Но почки благовонные
Нужны, - и небеса,
И дымкой опушенные
Прозрачные леса.
И пусть все будет молодо,
И зыбь волны, порой,
Как трепетное золото,
Сверкает чешуей.
Как в детстве, все невиданным
Покажется тогда
И снова неожиданным -
И небо, и вода,
Над первыми цветочками
Жужжанье первых пчел,
И с клейкими листочками
Березы тонкий ствол.
С младенчества любезное,
Нам дорого - пойми -
Одно лишь бесполезное,
Забытое людьми.
Вся мудрость в том, чтоб радостно
Во славу Богу петь.
Равно да будет сладостно
И жить, и умереть[2].
